КЛАССИК БЕЗЗАЩИТЕН ПЕРЕД ПРОФАНАТОРОМ И ДИВЕРСАНТОМ?
«К 200-летию со дня рождения Льва Толстого роман «Война и Мир» выйдет без цензуры. В него будут возвращены главы поручике Ржевском»» — так звучит один из наименее глумливых анекдотов на тему великого русского романа. С виду безобидно: «Ну что тут такого? Шутки. Юмор.» Однако, даже в этом случае мы выравниваем похабные анекдоты и гениальное творение русской литературной мысли. Важный нюанс: Нельзя поднять грязь до гениального. Грязь не поднимется по определению. А вот втоптать гениальное в грязь – запросто. При этом гениальное беззащитно.
И мало кто задумывается, что повторяя анекдоты, мы вместе с их авторами глумимся над хорошим советским фильмом «Гусарская Баллада»[1] (откуда собственно и пошел в массовый оборот поручик Ржевский – изначально героический воин, патриот, а не незамеченный в боях похабник, как нам его рисуют анекдоты). Мешаем с грязью роман «Война и Мир» — мировой символ русской культуры. А вместе с ними — победу нашей Родины над объединенной Европой в 1812-15 году.
Вы пробовали сочинять анекдоты? – Попробуйте. Уверен, не получится. Слишком трудный для любителя литературный жанр. Он требует прекрасного знания фактуры, знания языка и языковых нюансов, высочайшей техники работы со словом. Ювелирная работа, посильная только профессионалу высокого класса.
Знаете, когда мне сказали, что один из центров разработки антисоветских анекдотов находился во Франции, я почему-то не удивился обилию анекдотов про «поручика» и прочной их связки с героями «Войны и Мира». Замените «поручика» на какого-нибудь прохиндея — мелкого клерка и анекдоты не пострадают. Но в связке они делают посмешищем и бессмертный роман, и триумф русского оружия. Это для нас был триумф, а для французов – позор и жестокое поражение. Такой позор и такое поражение держится на уровне генов. Поражение от немцев, англичан, испанцев – это для французов как нам в трамвае репликами обменяться. Сегодня мне нахамили, а завтра я отыграюсь. Обычное, в общем, дело. И совсем другое — «русские варвары», «азиаты» хозяйничают в Париже — культурной столице мира. Диктуют свои условия «просвещенной Европе». Такое унижение не прощают. Так что их интерес отомстить даже спустя 150-200 лет, хотя бы так, понятен. Однако они-то из Наполеона Бонапарта – неудачника, ввергшего Францию в катастрофу, растерявшего и колонии, и морское могущество страны, сделали и делают национального героя, а мы глумимся над победами своего литературного и военного искусства. Тем, что делает Россию – Россией.
Не столько, сколько про «поручика», но, тем не менее, имеют хождение анекдоты про Родиона Раскольникова. И снова, повторяя анекдоты, мы глумимся над победой русской мысли. Роман о колоссальных проблемах человеческого Бытия низводим на уровень бытового насилия – «бытовухи».
И классик беззащитен. Любой, научившийся складывать буквы в слова, а слова в предложения, может открыть книгу и начать «составлять своё собственное суждение». Помноженное на господствующий культ «моего личного мнения», — «Чем моё личное мнение хуже личного мнения Толстого или Достоевского?», — это мнение (однокоренное с глаголом мнить) возводится ранг некоего личного, карманного «абсолюта» и дает право на хамское обращение с классикой. А раз так, то и никакого почтения к приоритетам. Раз так, то и мешать с грязью классиков, пересказывая анекдоты, имею право.
Добавьте сюда тихую месть за нудные, ненавистные уроки, где классиков «втаптывали против шерсти», за двойки и тройки. Вот вам еще один стимул пересказывать и пересказывать анекдоты таким же благодарным слушателям.
А классик беззащитен. Повторюсь: Любой, научившийся складывать буквы в слова, а слова в предложения, может открыть книгу и начать «составлять своё собственное суждение».
Сколько раз, прочитав сочинения ребенка-школьника вы или ваши знакомые восклицали: «Ну, ты писатель, Лев Толстой!». Кого и с кем сравниваете? Где Лев Толстой, а где школьник? Школьнику до уровня Толстого можно дорасти, с трудом, одному из миллионов, может быть, наверное. А вот опустить Толстого до уровня школьника – запросто. И классик беззащитен.
Сколько раз на дню, не зная ответа на вопрос, вы восклицаете: «Я что, Пушкин, что ли?» Пушкин. Тот, кто вывел нашу литературу на мировой уровень, за что собственно и был убит «просвещенной Европой». Запросто выводится на уровень бытовых междометий. И классик беззащитен.
А наше образование здесь помогало и помогает нашим «оппонентам». Насильно навязывая изучение классической литературы, оно выводит классиков в тираж, делает из них ширпотреб. Никому не приходит в голову вспомнить что Пушкин, Толстой, Достоевский – это столпы русской цивилизации. Сакральные величины, которые нельзя поминать всуе. Ибо, десакрализуя их, мы разрушаем нашу цивилизацию.
Значит, требуется защитить. – Как?
Как делать, например, порох или ядохимикаты учат в специальных учебных заведениях. И учебники по изготовлению пороха и ядовитых химических соединений защищены специальными библиотеками.
Я вырос в семье инженеров и словосочетание «высшая математика» мне знакомо с детства. К 10 годам я уже учился в третьем классе, полагал, что имел понятие о математике, и мне захотелось узнать, что же такое математика высшая. Я открыл «Справочник по высшей математике» Выгодского, что стоял у родителей на полке. В принципе, я уже знал, что в математике используются не только цифры, но и латинские буквы. Однако обилие букв в окружении больших и маленьких цифр и еще множества непонятных знаков привело меня в замешательство. Я понял, что ничего не понимаю. В следующий раз я вернулся к справочнику уже когда был студентом технического ВУЗа и справочник Выгодского уже не представлял для меня совокупности непонятных символов и слов. То же происходит с технической, юридической и иной специальной литературой. Её сложность очевидна и этим она защищена от профана.
А литературная классика беззащитна. Более того, серьезные произведения часто имеют понятный многим, увлекательный сюжет. Значит, требуются принудительные действия. Для начала нужно вывести классиков русской литературы из принудительного оборота. Изъять из школьной программы, оставив в программах специальных учебных заведений и свободном доступе. Чтобы познакомиться, а тем более углубиться мог только тот, кому действительно это нужно. И кто может спокойно отложить в сторону, честно осознав, что это не для него. А отложив в сторону не станет трепать на бытовом уровне.
Предвижу реплики в духе: «Вы недооцениваете интеллект моего ребенка!» «Кто вы такой, чтобы перекрывать нашим детям доступ к классике?!» «На каком основании вообще ограничивать доступ к классике»?
Вопрос интеллекта вашего ребенка и моей
квалификации оставим в стороне. Давайте успокоимся. Оставим в стороне инерцию
нашего образования и ура-патриотизм. Просто давайте зададим здоровый вопрос: А
для кого писали Достоевский, Толстой, Лермонтов[2]?
Очевидно, что для читающей элиты страны. Для детей Толстой «Филипка», «Пожарных
собак», «Косточку» написал. Наверное, следует прислушаться к автору.
[1] Снят на киностудии «Мосфильм» в 1962 году Эльдаром Рязановым по пьесе Александра Гладкова «Давным-давно»
[2] Мой хороший знакомый, много лет отработавший в школе, рассказывал, как в 8 классе обязательно находился «продвинутый» подросток, у которого гормонов в крови больше чем знаний и опыта в голове. И этот «продвинутый» делал наивные глаза и спрашивал: «А зачем Печорин украл Бэлу?»
