РУССКАЯ ИДЕЯ И КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРАВА. (часть 3)
VI
Философия и идеология. Правосознание.
Философия права и правовая идеология.
6.1. Сейчас мы дошли до «точки», где «пересекаются» философия, идеология, а вместе с ними философия права, правовая идеология и… правосознание.
Здесь мы имеем весьма интересную, но сложную систему взаимосвязей указанных феноменов. Её рассмотрение с необходимостью требует отдельного фундаментального исследования, а поэтому ограничимся лишь фрагментарным изложением своих взглядов.
Проф. С.С. Алексеев, рассматривая правовые идеи, отмечал, что они – «это та самая грань права, где философия права и идеология права совпадают». [12; 53]
Эта интересная мысль просто вдохновляет и дает огромный простор для более широкого подхода к рассмотрению системы взаимосвязей философии права и правовой идеологии.
Нами уже отмечалось, что в процессе возвращения человечества к Богу и претворения в жизнь Русской Идеи и «встречной» аутентичной Коммунистической идеи (Идеи коммунизма) философия и другие виды, формы и способы самодвижения (саморазвития, самовыражения) единого человеческого духа, т.е. устремленной к Русской Идее «встречной» Коммунистической идеи или Идеи коммунизма (религия, правосознание, идеология, этика, наука, искусство, культура и т.д.) становятся тождественными в едином потоке и устремленными к Божественной премудрости вплоть до слияния с нею.
Но на данном этапе развития человеческого духа все эти виды, формы и способы его самодвижения (саморазвития, самовыражения) реальны и относительно самостоятельны, со своими атрибутивными признаками, целями, задачами и функциями.
Вопрос о том, что такое философия вообще и коммунистическая философия, в частности, нами уже освещался.
И вопросу об идеологии, в т.ч. русской государственной идеологии, возведенной в закон, нами посвящалась отдельная работа. [13]
Напомним лишь кратко, что в ней мы также пришли к выводу о том, что Источником русской государственной идеологии является Бог и её Основой является данная Им Идея Богочеловечества, открывшаяся нам как Русская Идея, а наша Конституция — не просто Основной Закон государства, но и концентрированное законодательное выражение идеологии (философии) самого государства и общества, еёимеющих приоритет даже над конституционными принципами фундаментальных основных начал (столпов) в осуществлении государством и обществом своей компетенции (Бог, Отечество, Правозаконность, Единодержавие).
Другими словами, русская государственная идеология – это возведенная в закон философия нашего государства и общества.
Но на данном этапе о полном тождестве философии и идеологии вообще и нашего государства, в частности, говорить не приходится. Если философия как бы отвечает на вопрос, «какими должны быть мы, наше государство и общество», то идеология отвечает на вопрос «каковы мы, наше государство и общество на самом деле», на данном этапе!
То есть, если философия усматривает сущность явлений без каких-либо политических и иных предпочтений, а «ведет себя» лишь только как «любовь к Богу,» то идеология в некоторых случаях может несколько отличаться от философии, в зависимости от конкретно-исторической обстановки, от господствующей в обществе определенной группы интересов, идей и т.д.
Тем не менее, и философия, и идеология могут различаться между собой лишь только в тех пределах, в каких не подвергается сомнению тот факт, что их Источником продолжает быть Бог, а их Основой является Русская Идея!
Ну, а в последующем, как уже говорилось, по мере исполнения Искры Русской Идеи – «встречной»! Коммунистической идеи (Идеи коммунизма) и её слияния с Русской Идеей, а в целом по мере возвращения человека и человечества к Богу, философия и идеология, как составные Коммунистической идеи, преодолевают имеющиеся между ними различия и становятся тождественными.
То есть, несмотря на встречающиеся еще различия с философией, настоящая, правильная идеология может быть также только коммунистической, как основанная на любви к Богу-Истине, ведущая к Нему, и являющаяся составной Коммунистической идеи (Идеи коммунизма)! В одной из наших статей нами уже приводилась мысль Магнитова С.Н. (Магнитов С.Н. «Идеология в контексте понятия Deus» //«Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.26976, 17.02.2021). Уместно привести её и сейчас. В ней автор сделал правильный вывод о том, что «…понятие идея – изводное от понятия DEUS, Бог».
А коль скоро так, то идеология, не отвечающая этим признакам, идеологией не является, но может рассматриваться как человекобожеская политика, как учение, система действий или позиция, ничего общего с идеологией не имеющая.
Действительно, мы часто наблюдаем ставшее традиционным, употребление слова «идеология» во многих случаях и применительно к тем фактам и событиям, когда это недопустимо хотя бы с точки зрения элементарной грамотности или образованности.
Пожалуй, на этом можно и завершить рассмотрение философии и идеологии с точки зрения их взаимоотношений и взаимосвязей.
6.2. Правосознание. Философия права и идеология права (правовая идеология).
Если философия права — область знания, умозрительной задачей которой является оправдание права и государства, то, что такое – правовая идеология?
Традиционно она рассматривается как составная структуры правосознания, подразделяющегося на правовую психологию и правовую идеологию.
Обычно правосознание рассматривается как совокупность представлений и чувств, выражающих отношение людей, социальных общностей к действующему или желаемому праву.
Но уж больно велик соблазн включить в состав правосознания не только правовую психологию, правовую идеологию, но и философию права, «присутствие» которой здесь вполне уместно.
Так, например, С.С. Алексеев в качестве формы правовой идеологии выделяет правовую мировозренческую идеологию. [14;147]
Однако такая идеология, полагаем, вполне может быть определена как философия права!
Более того, мы не можем не видеть, как правосознанием охватываются общая философия и идеология, особенно государственная идеология. И это не удивительно!
Также нельзя оспаривать тот очевидный факт, что все, что относится к положительному праву, его законам и другим нормативным актам, правовым учреждениям и правовой деятельности должностных лиц и граждан, имеет своим источником, прежде всего… правосознание.
Тем не менее, фундаментальное исследование правосознания не входит в нашу задачу. Касаться его мы будем лишь в той части, в какой оно будет иметь отношение к философии права и идеологии права.
При этом важно подчеркнуть, что именно в рамках правосознания, также являющегося составной Коммунистической идеи (Идеи коммунизма), философия права и правовая идеология становятся тождественными и сливаются в единый духовный поток.
Итак, что такое правовая идеология?
Полагаем, без помощи философии права мы не сможем получить ответ на этот вопрос. Но тут сразу возникает парадокс, который заключается в том, что и философия права, сама по себе, ничего не сможет сказать нам что-либо окончательно и убедительно в оправдание права и государства.
То есть, по аналогии с философией и идеологией вообще, если умозрительной задачей философии права является оправдание права и государства, а значит, и ответ на вопрос, какими именно должны быть право и государство, то идеология права показывает, каковы именно эти право и государство на самом деле и на данном этапе.
Но тогда какими признаками (свойствами) отличается правовая идеология?
Сразу оговоримся, что различение её признаков (свойств) весьма условно, поскольку правовая идеология цельная и неделимая. Итак:
а) Правовая идеология – это возведенная в закон философия права:
— «оправдывающая право и государство», достигших конкретного уровня своего развития на данном этапе;
— включающая в себя практически всю государственную идеологию и её имеющих приоритет даже над конституционными принципами фундаментальные основные начала (столпы) в осуществлении государством и обществом своей компетенции (Бог, Отечество, Правозаконность, Единодержавие);
б) являющаяся составной и главным (определяющим) элементом в механизме правового регулирования государства.
И в этом смысле, если философия права выступает нашим духовным оружием, то правовая идеология – духовным щитом!
Правовая идеология, также, как и философия права – воплощение идеи «сосуществования» закона положительного и Божественного Права, но воплощение, более обусловленное конкретно-историческими условиями, в т.ч. некоторыми социально-экономическими, политическими и нравственными предпочтениями общества и государства.
То есть, если философия права – своего рода проект «встречи» положительного закона и Божественного Права в положительном праве, то правовая идеология – «практика» проведения такой встречи.
И ещё о двух особенностях правовой идеологии, отличающих её от философии права.
Философия права, свободная от каких-либо предпочтений, является средством развития и совершенствования правовой идеологии. В свою очередь, правовая идеология выступает своеобразным критерием истинности философии права.
Кроме того, с учетом вышеизложенного правовая идеология объективно «тяготеет» к тому, чтобы быть не только сама по себе, т.е. сугубо правовой, но и стать общей государственной идеологией, возведенной в закон.
Поэтому есть все основания рассматривать как тождественные понятия «правовая идеология» и «государственная идеология, возведенная в закон».
И ничего удивительного в этом нет! Хотя бы потому, как говорил Великий Апостол Павел, «…всё и во всем Христос.» (Кол. 3;11)
Но, как уже отмечалось, по мере исполнения Русской Идеи и Коммунистической идеи (Идеи коммунизма) различия между философией права и правовой идеологией преодолеваются, они становятся тождественными и сливаются в единый поток Божественной премудрости.
VII
Правовая идеология и «Положительное право».
7.1. Понятно, эти феномены существуют не сами по себе, а в диалектическом взаимодействии, взаимосвязи и взаимозависимости.
Положительное право в статике мы можем представить как систему общеобязательных норм, выраженных в законах, иных признаваемых государством источниках и являющихся общеобязательным критерием правомерно-дозволенного, а также запрещенного и предписанного поведения.
В таком случае исследовать взаимоотношения правовой идеологии и положительного права представляется весьма затруднительным. Правовая идеология как бы «дремлет» в лоне положительного права, ничем себя «не проявляя».
Положительное право в динамике можно представить себе как правовое регулирование, т.е. осуществляемое при помощи права, всей системы правовых средств воздействие на общественные отношения, на поведение людей.
При рассмотрении правового регулирования правовые явления выступают в качестве правовых средств, т.е. правовых инструментов для достижения тех или иных задач.
Как правило, под такими правовыми средствами обычно понимают юридические нормы права, нормативно-правовые акты, акты официального толкования, юридические факты, правоотношения (субъективные права и обязанности), акты реализации права, акты применения права, которые в своей совокупности образуют механизм правового регулирования (МПР).
К сожалению, практически во всех учебниках и монографиях не указывают в числе таких правовых средств правовую идеологию, которая должна быть, да по факту и является важнейшим элементом МПР. В одном коллективном учебнике в качестве такого правового средства (элемента) указывается правосознание, однако это указание носит слишком общий, отвлеченный характер. [15; 270]
Вполне возможно, что это вызвано нормой ст. 13 Конституции РФ, согласно которой у нас запрещена государственная идеология.
Вместе с тем, проф. Алексеев С.С., рассматривая правосознание как элемент механизма правового регулирования, отмечал, что «правосознание само обладает известной регулирующей силой. Это относится главным образом к идеологическому элементу, в особенности к правовым представлениям о правовых идеалах, о желаемом праве (читай, к правовой идеологии – В.В.)». [16; 172, 173]
И жизнь вполне убедительно показывает нам, как вследствие игнорирования государственной (правовой) идеологии с необходимостью возникает «разнобой» между правовыми средствами, как элементами МПР, что фактически может явиться серьезным препятствием для осуществления им эффективного воздействия на общественные отношения.
Подобный «разнобой» во взаимодействии правовых средств постепенно разъедает как раковая опухоль весь МПР, а, в конечном счете, поражает и всю правовую систему. Симптомы поражения МПР сначала возникают «на поверхности» субъективно-правовых случаев, регулируемых частным правом, Но такие симптомы становятся еще более тревожными, когда мы погружаемся в сферу общественных отношений, регулируемых публичным правом, скажем, конституционных, уголовно-правовых, уголовно-процессуальных и т.п. отношений.
Рассмотрим это на конкретных имевших или ещё имеющих место примерах.
7.2. Правовая идеология, МПР, нелегитимный роспуск СССР и государственный суверенитет.
Вспомним, при всех достоинствах и недостатках Советского Союза у него все-таки имелась собственная государственная (правовая) идеология, которая служила надёжным скрепом, обеспечивающим правовую безопасность союзного государства. Но… наступила перестройка.
В своих прежних публикациях со ссылкой на наших Великих Святых мы указывали, что Великая Россия во всех своих ипостасях, вплоть до Российской Империи включительно, создавалась русским народом в союзе с Богом на Камне Православной веры!
Советский Союз, как новая ипостась Великой России, был создан на песчаном фундаменте атеизма, однако не рухнул, поскольку Сталин И.В. инкорпорировал и препарировал Русскую Идею в господствовавшую идеологию марксизма-ленинизма, и Советский Союз на протяжении всей своей истории по сути защищал именно христианские ценности.
Поэтому Великой России в ипостаси Советского Союза было сделано Божественное попущение: СССР не рухнул, не превратился в ад, а перешел в другую ипостась Великой России – Российскую Федерацию (Россию).
Но накануне такого перехода в новую ипостась Великой России пришлось пережить, можно сказать, сатанинский правовой «раздрай», который практически полностью обрушил правовую безопасность страны со всеми известными далеко зашедшими трагическими последствиями!
Сатанинский потому, что разрушение, ослабление нашей страны проводилось прежде всего правовыми средствами, которыми буквально расшатывался механизм правового регулирования. Причём, делалось это под самыми благими намерениями коварно-вкрадчивым «цивилизованным путём»– путем внесения многочисленных изменений (поправок) в текст Основного закона страны — Конституцию СССР 1977 года, особенно в последний год существования Союза ССР. И эти многочисленные изменения (поправки), порой даже противоречащие друг другу, стали существенно ослаблять регулятивные свойства Конституции, её правовую энергию и препятствовать действию на всей территории Советского Союза, что, в конечном счете, также стало одной из причин нелегитимного роспуска союзного государства. Вот нам ещё одна гримаса дьявола!
Все это стало возможным потому, что действовавшая советская государственная (она же и правовая) идеология, пусть и «замешанная» на марксизме, была полностью отвергнута, а новая не только не была принята; в последующем на неё был наложен и запрет.
И если в течение такого правового «раздрая» удалось сохранить определенный баланс общественных и социально-политических сил и интересов, не дать нашему государству превратиться в ад, то это стало возможным не благодаря «разбалансированному» механизму правового регулирования, не благодаря общим правовым принципам, которые также были попраны грубейшим образом, не благодаря пресловутым якобы фундаментальным нормам и принципам сатанинского естественного права, по сути уже давно превратившегося в «противоестественное право» и ставшего составной господствующей на Западе людоедско — скотского и русофобского учения, а только лишь благодаря Велениям ставшего Основой русской национальной правовой идеологии Божественного Права с его Категорическим нравственным и правовым императивом («Всеобщий нравственный и правовой закон»), согласно которому «нравственным и правомерным признаётся только то, что объединяет людей и приближает их к Богу», «всеянного» Самим Провидением в наше правосознание (правовую идеологию), в «положительное право» и живущего в нём в терпеливом ожидании встречи с законами нашего человеческого бытия, и проявляющегоя во вне как Искра Русской Идеи в режиме, условиях и пределах Русского консерватизма, также имеющего универсальное, всеобщее значение.
Божиему Промыслу пришлось преодолеть на этом Пути много препятствий! Но созданная Богом Великая Россия — подножие Престола нашего Царя Небесного – выстояла, а сейчас сосредотачивается и собирается, ибо тварь не способна погубить и никогда не погубит То, что создано Творцом!
Все наши соотечественники в некоторых постсоветских республиках, «забывшие» веление этого Божественного категорического нравственного и правового императива, т.е. Русской Идеи, пренебрегшие традициями Русского консерватизма, обрекают свою жизнь, жизнь своих поколений на жалкое существование.
Сказанное позволяет сделать вывод, что мы все приближаемся к принятию новой Конституции как нового и цельного правового документа, регламентирующего нашу жизнь и жизнь нашего Отечества.
Хотя, может быть, на втором этапе конституционной реформы придется вновь ограничиться лишь включением необходимых изменений в Основной Закон, поскольку вопросы относительно конституционной реформы продолжают (и будут продолжать) накапливаться, а с проведением её второго этапа медлить уже нельзя! Враг стоит у ворот! И мы просто обязаны уделять постоянное внимание укреплению правовой безопасности нашего Отечества!
Тем временем, чтобы обосновать сущность необходимого нам государства, его формы правления, устройства и др., мы должны и как можно быстрее включить в Конституцию норму о нашей русской государственной идеологии (а равно, государственно-правовой идеологии), возведенной в закон, в основу которой должна быть положена данная Богом Русская Идея Богочеловечества о Вселенском Всехристианском Всеединстве и Всеобщности путем возвращения человечества к Богу, Её неотъемлемая составная – Божественное Право с Категорическим нравственным и правовым императивом («Всеобщий нравственный и правовой закон») и встречная, устремленная к Русской Идее, идея человечества – аутентичная Коммунистическая идея (Идея коммунизма).
Поскольку лишение нашего народа священной государственной идеологии, возведенной в закон, как раз и есть один из опасных способов лишения его государства, считаем необходимым срочно внести изменения в ст. 13 Конституции и изложить её в следующей редакции:
«Статья 13.
1. В Российской Федерации устанавливается обязательная для всех её граждан возведенная в закон государственная идеология, наполненная религиозным смыслом и являющаяся нравственным и правовым компасом для всего общества, представляющая собой государственно-правовую философию русского многонационального государства – Российской Федерации (России), утверждающего и защищающего высочайшие духовные ценности – самую Истину, самое Добро и самую Красоту.
2. Основой государственной идеологии Российской Федерации (России) являются:
2.1. Богом данная Идея Богочеловечества как Призыв Бога о возвращении к Нему всего человечества путем Вселенского Всехристианского Всеединства и Всеобщности, Союза в Свободе по Закону Любви, открывшаяся русскому многонациональному народу как Русская Идея Богочеловечества, неотъемлемой частью которой является Божественное Право с Категорическим нравственным и правовым императивом («Всеобщим нравственным и правовым законом»), согласно которому нравственным и правомерным признаётся лишь то, что объединяет людей и приближает их к Богу;
2.2. Устремленная к Русской Идее Богочеловечества встречная Идея человечества как Отзыв на этот Призыв Бога, выражающей осознание, восприятие данной Богом человеку и всему человечеству Русской Идеи Богочеловечества и претворение её в жизнь в тесном сотрудничестве с Богом путем устремленности к Вселенскому Всехристианскому Всеединству и Всеобщности, к Союзу в Свободе по Закону Любви !
Указанная в части второй п.п. 2.2. настоящей статьи устремленная к Русской Идее Богочеловечества встречная Идея человечества как его Отзыв на этот Призыв Бога есть аутентичная Коммунистическая Идея (Идея коммунизма), целью которой является построение на земле в союзе с Богом бесклассового общества, основанного на братстве, счастье и равенстве всех людей и народов независимо от их национальных, расовых, религиозных и иных различий.
3. Основными фундаментальными началами (столпами) идеологии, на основании которых претворяется в жизнь Русская Идея и устремленная к ней аутентичная Коммунистическая идея (Идея коммунизма), являются: «Бог, Отечество, Правозаконность и Единодержавие».
4. Указанные в ч. 3 настоящей статьи основные фундаментальные начала (столпы) государственной идеологии являются исходными и руководящими для всех конституционных принципов и конституционных норм настоящей Конституции, федеральных законов и других нормативных актов в Российской Федерации.
5. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, кроме той, которая указана в настоящей Конституции.
6. В Российской Федерации признается идеологическое и политическое многообразие, но лишь в тех пределах, в которых оно не нарушает положений возведенной в закон государственной идеологии.
7. Общественные объединения равны перед законом.
8. Запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни.»
Продолжается давняя дискуссия по поводу такого важного феномена – патриотизма, который многие предлагают в качестве ключевой основы русской государственной идеологии.
Обращаем внимание всех на то, что Русская Идея и встречная Коммунистическая идея (Идея коммунизма), претворяемые в жизнь в пределах, условиях и режиме Русского консерватизма, предполагают патриотизм как важную, но… всего лишь составную вечных основ духовного бытия, необходимых русскому человеку в его земной жизни.
7.2. МПР, правовая идеология, нравственные начала правовой политики.
Сначала о МПР. Вопрос о нём приобретает мировозренческий, идеологический характер.
Относительно недавно была опубликована интересная статья проф. К.Х. Ибрагимова, посвящённая МПР. Несмотря на то, что она написана на примере экологического и земельного права, полагаем, затронутые в ней вопросы имеют общеправовое значение. [17; 43-44]
В статье приводятся доводы о том, что термин «МПР» не имеет право на существование. Что «механизм» имеет подчиненное положение в сравнении с понятием «правовое отношение», поскольку «механизм возникновения и реализации» правового отношения – это только часть конструкции правового отношения. Автор пришел к выводу о невозможности взаимной адаптации правовых средств друг к другу, поскольку все они находятся в жестком антагонизме и проявляют себя лишь вменением под властной волей принуждающего государства. То, что не учитывается приведенный факт, рассматривается как главный посыл в ошибочном изобретении термина «МПР». В статье предлагается аналогичным образом поставить вопрос и о целесообразности использования понятия «МПР». При этом утверждается, что все задачи правового регулирования общественных отношений успешно решались советским государством и до появления исследуемого понятия, с использованием таких простых правовых средств, как нормы, составляющие фундамент интеллигибельного термина «МПР».
Автор, критикует взгляды Н.Г. Александрова (Право и законность в период развернутого строительства коммунизма. М.: Госюриздат, 1961.) и С.С. Алексеева (Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М.: Юрид. лит., 1966) по вопросу о МПР, поскольку: во-первых, они якобы изобилуют аргументами технического порядка; во-вторых, сама по себе теоретико-правовая основа МПР весьма зыбкая.
Скажем сразу, мы полагаем, что совершенно нет никаких научных оснований для того, чтобы подводить под сомнение необходимость и реальность такого правового феномена как «механизм правового регулирования» (МПР). Если мы, условно говоря, сегодня его «отменим», завтра придется к нему возвратиться. Ну, а то, что якобы имеет место изобилие аргументов технического порядка, то ничто не мешает их замене на более приемлемые. Как говорится, дело за предложениями. Но что ещё обращает на себя внимание? Ссылка на то, что ранее все задачи правового регулирования общественных отношений успешно решались советским государством и до появления понятия МПР, с использованием таких простых правовых средств, как нормы, составляющие фундамент интеллигибельного термина «МПР», является несостоятельной. Она всего лишь подтверждает тот факт, что понятие «МПР» рождалось и развивалось вместе со всей правовой советской системой, сначала его «фундаментом» как правовые средства выступали правовые нормы, но потом постепенно стали появляться и другие правовые средства. Кроме того, необходимо иметь в виду следующее.
Во-первых, то, что хотя МПР как правовой феномен в законодательном материале «не прописан», т.е. отсутствует, тем не менее, он объективно существует в нашем правовом бытии, хотим мы этого, или нет.
Во-вторых, надо иметь ввиду, что С.С. Алексеев, например, всегда, особенно в последние годы жизни, в рамках общей теории права с должной строгостью различал два уровня подхода:
-«общую теорию аналитического уровня, в основном касающуюся догмы права;
-общую теорию инструментального уровня – теорию, основанную на инструментальном подходе и призванную с опорой на весь комплекс правовых средств освещать более глубокие пласты правовой материи, в связи и в динамике всех её элементов, её специфическую логику и особенности как институционального образования, её структуру, свойства, механизмы, функционирование, направления и типы правового воздействия на жизнь общества.» [8;101]
И в этом смысле МПР как научная категория является весьма эффективным средством познания права, его действия и регулятивных свойств.
Благодаря этому МПР «обнаруживает» свое реальное существование, и если он не нашел еще своего закрепления в законодательном материале, то только лишь потому, что «теоретическая разработка концепции эффективного механизма правового регулирования и реальное её воплощение в практической деятельности составляет одну из первоочередных задач. От её решения зависит ответ на многие другие правовые вопросы, в частности, связанные с ростом правосознания (в т.ч. правовой идеологии – В.В.), правовой культуры, соблюдением режима законности, поиском оптимальных источников права и совершенствованием его содержания».[18;4]
Только через МПР, или преимущественно только через него можно выйти на третий уровень познания права – его философии, а вместе с нею и логики права.
Тем не менее, основания для «претензий» к МПР имеются. Причины этому различные, но по большей части они касаются или недооценки, вплоть до полного игнорирования некоторых правовых средств в качестве элементов МПР, либо отсутствия необходимой слаженности во взаимодействии между имеющимися и применяемыми правовыми средствами.
Сейчас жизнь настоятельно требует, чтобы в МПР была включена государственно-правовая идеология в качестве его главного элемента.
Если Конституция РФ имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации (ч. 1 ст. 15), то возведение в закон государственно-правовой идеологии в качестве главной составляющей (определяющей) МПР и самой Конституции, и её имеющих приоритет над конституционными принципами постулатов (Бог, Отечество, Правозаконность, Единодержавие), создаст не только прочные правовые условия, обеспечивающие нерушимую правовую безопасность нашего государства, но и условия для восстановления правового пространства Великой России и её государственного суверенитета над всем исконным русским пространством.
7.3. Божественное право – это Категорический нравственный и правовой императив («Всеобщий нравственный и правовой закон»)!
То есть Божественное Право ставит перед нами не только правовые, но и нравственные вопросы.
Как уже отмечалось выше, наша совесть должна быть всегда с Богом, то есть выше любого земного правила!
И, несмотря на то, что история утверждения и развития философии права в немалой степени связана с процессом высвобождения правопонимания от так называемого «узкоэтического» истолкования и «узкоэтических» оценок явлений правовой действительности, нам никуда не деться от того, что мораль имеет большое, а может быть, даже и решающее значение в осуществлении права в жизни людей.
То есть, вопрос стоит не в том, чтобы право было подчинено морали, а в том, чтобы правовая политика, осуществляемая в той или иной форме, максимально соблюдала и учитывала все требования морали, с учетом конкретно-исторической обстановки и уровня правовой защищенности общества, государства и человека.
Вспомним такой исторический факт, когда киевляне обратились к Святому Равноапостольному Великому Киевскому Князю Владимиру с требованиями восстановить смертную казнь, так как на Руси резко возросли случаи вооруженных разбоев, массовых убийств и прочих бесчинств. Князь отказался восстановить смертную казнь из-за опасения совершить грех путем нарушения Евангельского запрета-заповеди «не убий». И лишь только после обращения к нему высшего духовенства Князь вынужден был пойти на такую, как сейчас говорят, непопулярную меру.
И это правильно! И ведь дело не в том, что русское общество тех времен и государство стали относиться равнодушно к жизни отдельного опасного преступника или опасного сообщества преступников. А в том, что в обществе утвердилось осознание того, что оно состоит из множества таких же отдельных людей, жизни которых не менее ценны, чем жизнь опасного преступника, и их жизням грозит смертельная опасность, если не восстановить эту смертную казнь. А государство должно самым решительным образом защищать жизни своих граждан всеми доступными мерами.
Сейчас Россия ведет Великую Отечественную войну против всего агрессивного коллективного Запада и его НАТО. И мы очень даже не исключаем то, что перед нашим Президентом страны, перед высшими органами государственной власти также может возникнуть вопрос об отмене моратория на смертную казнь.
С.С. Алексеев справедливо отмечал, что «в морали решающее значение имеет уровень элементарных моральных (нравственных) требований, императивов, максим, заповедей. Ядром их являются Христовы заповеди-откровения, сконцентрировавшие в предельно кратких формулах сокровенные ценности истинно духовной человечности.»[12;54]
Вот эту мысль нашего Учителя мы с удовольствием воспринимаем как фактически имеющую непосредственное отношение не столько к естественному праву, сколько к Праву Божественному!
VIII
О том, что препятствует «встрече» законов человеческого бытия с Божественным Правом.
8.1. Ответ на поставленный вопрос следует сразу. Если согласно Божественному Праву и его Категорическому нравственному и правовому императиву («Всеобщий нравственный и правовой закон») нравственным и правомерным признаётся лишь то, что объединяет людей и приближает их к Богу, то становится понятным, что главным и единственным условием встречи законов человеческого бытия и Божественного Права в Положительном Праве есть осуществление этого требования.
На более конкретном уровне это означает, что все материально-правовые, процессуальные законы, другие нормативные акты, а также деятельность политической организации общества, государства, всех его органов, должностных лиц и граждан должны строго соответствовать требованию Категорического нравственного и правового императива Божественного Права.
Тогда что такое Идеальное Положительное право? Идеальное Положительное право – это проекция на него Божественного Права при встрече в нём с законами человеческого бытия!
Ну, а то, что происходит, когда нарушается это требование Божественного Права, как происходит постепенное разрушение Идеи Права, всей системы Положительного права, всего механизма правового регулирования, рассмотрим на конкретных субъективно-правовых случаях, например, связанных с борьбой со взяточничеством и коммерческим подкупом (далее – взятки), происходящих «на стыке» взаимодействия норм материально-правового Уголовного закона (далее – УК РФ), Уголовно-процессуального закона (УПК РФ) и Закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12.08.1995 г. № 144-ФЗ (Закона об ОРД).
8.2. Приведем два случая.
Так, руководитель одного из регионов страны был задержан сотрудниками правоохранительных органов в момент получения «под контролем» взятки в особо крупном размере. В последующем было возбуждено уголовное дело, проведено предварительное следствие, судебное разбирательство и… осуждение к лишению свободы на длительный срок.
При аналогичных обстоятельствах в момент получения «под контролем» сотрудников правоохранительных органов взятки в особо крупном размере от руководителя хозяйствующего субъекта, занимающего монопольное положение, был задержан руководитель одного федерального министерства, с такими же для него последствиями.
Возникает вопрос, а что именно представляет собой проведённый в указанных случаях оперативными сотрудниками оперативный эксперимент, в ходе которого «под контролем» передавались взятки должностным лицам, – это оперативно-розыскное мероприятие или же… провокация взятки?
Разумеется, сразу на этот вопрос не ответить. Но о чем говорят все эти факты?
Во-первых, о том, что правоохранительным органам становится известно о предстоящей передаче взятки заблаговременно, как правило, от самих заявителей, т.е. взяткодателей, и на стадии обнаружения умысла.
Во-вторых, несмотря на то, что Закон об ОРД закрепляет систему законности при проведении ОРД, а также вменяет в обязанность осуществляющих ОРД оперативных работников в качестве их главных задач выявление, предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений, а также выявление и установление лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, тем не менее, оперативные работники «не спешат» по получении заявлений от взяткодателей соблюсти эти требования и прежде всего в части предупреждения преступлений.
Следует отметить, что вопросу различения состава провокации взятки (ст. 304 УК РФ) и передачи взятки «под контролем» как оперативно-розыскного мероприятия (оперативного эксперимента) в юридической литературе уделялось постоянное внимание, но, к сожалению, до сих пор он не получил своего окончательного разрешения, единство понимания этой не только правовой, но и глубоко нравственной проблемы так и не достигнуто.
А тем временем факты передачи взяток «под контролем» продолжают иметь место, причем, в нарастающих темпах. Так, по сообщению Антикоррупционного комитета с января по март 2022 года было раскрыто 2 084 случая получения взятки, что на 20% больше по сравнению с прошлогодним результатом. Число выявленных взяток растет уже не первый год: с 2017 по 2021 г.г. по ст. 290 УК РФ (получение взятки) число уголовных дел возросло с 3 188 до 5 020 дел, т.е. на 57, 5 % больше, а по ст. 291 УК РФ (дача взятки) — с 2 272 до 4 499 дел, т.е. больше, чем на 98%. По заявлению председателя НАК РФ Кирилла Кабанова это стало возможным благодаря якобы более активной работе правоохранительных органов. Свежо предание, но, извините, верится с трудом.
Один из «способов» такой активизации известен, когда гастарбайтерам, скажем, из Узбекистана сотрудники полиции предлагали сдать паспорта и денежные средства — по 500 — 1 000 руб., а когда ничего не подозревавшие узбеки выполняли их предложения, возбуждали «по всем правилам» уголовные дела о даче взятки с последующим рассмотрением их в суде.
Согласитесь, с таким неплохим «резервом» и «потенциалом» для «активизации» борьбы с коррупцией можно показать свои ошеломляющие успехи…
В самом общем плане затронутый вопрос является частью проблемы правовых средств, которая, в свою очередь, является мировозренческой общетеоретической проблемой.
Ввиду известной неопределенности, нечеткости и расплывчатости понятия «правовые средства» следует признать правильным мнение Алексеева С.С. о том, что в специально-юридическом аспекте правовые средства — это «объективированные субстанциональные правовые явления, обладающие фиксированными свойствами, позволяющие реализовывать потенциал права, его силу». [19; 155-156]
Использование правовых средств в практической жизни – это применение юридического инструментария в решении экономических и иных социальных задач для достижения эффекта, реализующего социальную ценность и силу права, его высокую миссию быть стабилизирующим фактором и гарантом субъективных прав участников правоотношений и фактического исполнения юридических обязанностей, необходимую процедуру для осуществления юридических действий, процессуальные формы и механизмы, нацеленные на реализацию субъективных прав и достижение истины в конфликтных ситуациях.
Наконец, необходимо отметить, что правовые средства лишь тогда являются правовыми, когда они в том или ином виде содержат в себе дух права, глубокие правовые начала, которые противостоят произволу государственной власти и правонарушениям.
Это прямо вытекает из требования Божественного Права, его Категорического нравственного и правового императива («Всеобщего нравственного и правового закона»), подразумевающего и включающего в себя целый ряд конкретных требований, характеристик, черт и свойств реально утвердившегося режима правовой законности и реального функционирующего правопорядка. Одним из таких требований является, например, безусловное подчинение всех факторов, мотивов и соображений неправовой целесообразности принципу и требованиям правовой законности и правопорядка, которые в адекватной правовой форме выражают подлинный смысл и верховенство правовой целесообразности.
На более конкретном уровне приведенные общетеоретические положения мы намерены обосновать не только недопустимостью провокации как метода борьбы с коррупцией, но и недопустимостью чрезмерно широкого истолкования и применения на практике оперативного эксперимента в форме так называемого «контролируемого предложения взятки должностному лицу», что в конечном счете, весьма «роднит» такой оперативный эксперимент с провокацией взятки. Необходимость такого обоснования вызывается не только тем, что в юридических изданиях иногда продолжают появляться публикации, одобряющие провокацию или во всяком случае допускающие ее как средство борьбы со взяточничеством, которые получили обоснованные возражения у ряда ученых-юристов (См., напр.: Волженкин Б.В. Допустима ли провокация как метод борьбы с коррупцией?//Российская юстиция. 2001 г. № 5), но и тем, что в последнее время в передачах по Центральному телевидению и других средствах массовой информации систематически, чуть ли не ежедневно, демонстрируется как «положительный» опыт раскрытие так называемых фактов получения взятки «под контролем» представителей силовых структур, что, по нашему мнению, негативно влияет на правосознание граждан, способствует формированию у него искаженных представлений о действующем и должном праве, о правомерности тех или иных методов и способов борьбы с коррупцией и другими антиобщественными проявлениями.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что уже в самом понятии «провокация», как предательского поведения, подстрекательства кого-либо к действиям, могущим повлечь для этого лица тяжкие последствия, можно сказать, уже заложено указание на ее глубокую безнравственность. Под провокацией вообще должно пониматься намеренное создание ситуации, которая подталкивает, вынуждает или способствует совершению потерпевшим выгодных провокатору (в том числе и преступных) действий.
Искусственно созданные обстоятельства путем провокации, не могут служить доказательствами обвинения в получении взятки, они недопустимы этическими нормами и признаются преступлением, как любая иная фальсификация доказательств.
Тем не менее, споры возникают вновь и вновь, когда встает вопрос о возможности применения провокации взятки как оперативно-розыскного мероприятия.
Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 9 июля 2013 г. N 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» (Далее – Постановление Пленум ВС РФ) в п. 13 указывает: «Получение или дача взятки, а равно получение либо передача незаконного вознаграждения при коммерческом подкупе, если указанные действия осуществлялись в условиях оперативно-розыскного мероприятия, должны квалифицироваться как оконченное преступление в том числе и в случае, когда ценности были изъяты сотрудниками правоохранительных органов сразу после их принятия должностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации.»
Ранее, в прежнем, уже не действующем Постановлении от 10.02.2000 года № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» (п. 25) Пленум Верховного Суда РФ разъяснял, что «не является провокацией взятки или коммерческого подкупа проведение предусмотренного законодательством оперативно-розыскного мероприятия в связи с проверкой заявления о вымогательстве взятки или имущественного вознаграждения при коммерческом подкупе».
Это разъяснение учеными-юристами рассматривалось как «правовая» основа для проведения оперативного эксперимента в виде контролируемой передачи «взятки», которую требовало должностное лицо, с целью уличения его в попытке совершения неспровоцированного преступления.
И несмотря на то, что это постановление уже не действует, приведенное разъяснение «пережило себя» и продолжает уже как негативная «традиция» оказывать свое разрушительное влияние на нашу правоприменительную практику.
Вместе с тем, тщательный анализ законодательства, действующего Постановления Пленума ВС РФ от 09.07.2013 г., а также здравый смысл позволяют прийти к единственно верному выводу о наличии тождества между провокацией взятки и оперативным экспериментом, в ходе которого «под контролем» оперативных сотрудников вручается взятка. Иное толкование здесь неприемлемо, если строго следовать всем формально-логическим правилам, а также требованиям Категорического нравственного и правового императива Божественного Права.
Это позволяет одновременно сделать вывод и о том, что действующее законодательство все-таки не дает правоохранительным органам «зеленый свет» не только на провокацию взятки, но и на чрезмерно широкое понимание и проведение оперативного эксперимента в форме так называемого «контролируемого» предложения взятки должностному лицу.
Действительно, обязательность для всех правоохранительных структур требования неукоснительно соблюдать положения Конституции РФ, УК РФ, УПК РФи других специальных законов, например, Закона об ОРД, очевидна.
Профилактика неправомерного поведения – общая цель и задача, четко обозначенные в приведенных законах.
Тогда какие действия и решения должны предпринимать должностные лица органа, осуществляющего ОРД, в случае обращения к ним гражданина (или организации) с заявлением о предложении или вымогательстве взятки?
Разумеется, в соответствии со ст. 2 Закона об ОРД предпринять все необходимое, чтобы предупредить готовящееся преступление.
Предупредить, но не соучаствовать в этом преступлении под предлогом проведения оперативного эксперимента!
В противном случае это будет уже не оперативный эксперимент, а провокация, которая и имела место по всем вышеприведенным фактам.
В ст. 6 Закона об ОРД дан исчерпывающий перечень допустимых оперативно-розыскных мероприятий (ОРМ). Согласно части 2 этой же статьи этот перечень ОРМ расширительному толкованию не подлежит и может быть изменен или дополнен только Федеральным законом.
В соответствии сост. 8 Закона об ОРД проведение оперативного эксперимента допускается только в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия тяжких преступлений, а также в целях выявления и установления лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших. В юридической литературе правильно отмечено, что в ситуации склонения служащего к получению взятки лицом, подготавливающим преступление (получение взятки) и совершающим преступление (подстрекательство к получению взятки), является сам оперативный работник (См.: Егорова Н. Провокация взятки либо коммерческого подкупа //Российская юстиция, 1997, N 8).
Из сказанного нами и из «между строк» приведенных случаев видно, что сотрудники силовых структур делают «все возможное», чтобы контролируемые передачи «взяток» были обнаружены.
И если всё-таки считать, что подобные контролируемые передачи допустимо проводить как оперативный эксперимент, то только при одном условии – лишь для проявления незаконных намерений подозреваемых лиц, а не воплощения этих незаконных намерений в действительность. Скажем, для проявления и пресечения готовящегося «получения» взятки или серии взяток. Пусть с определенными в установленном законом порядке, но более щадящими санкциями для виновного, например, дисциплинарными, вплоть до освобождения от занимаемой должности, и т.п. Другими словами, допустимым следует считать только такой оперативный эксперимент, проведение которого полностью исключает наступление для этого лица тяжких последствий в виде привлечения к уголовной ответственности за получение взятки «под контролем» в ходе именно этого эксперимента.
В противном же случае, т.е. в случае привлечения к уголовной ответственности за получение взятки, переданной «под контролем», такой оперативный эксперимент как чрезмерно широко понимаемый по существу должен квалифицироваться как та же провокация взятки, совершенно недопустимая с точки зрения положений ст. 304 УК РФ, ст. 6 Закона об ОРД, УПК РФ, Конституции РФ, и, конечно, Божественного Права и Его Категорического нравственного и правового императива («Всеобщего нравственного и правового закона»).
В процессе «контролируемой» передачи взятки, независимо от целевой установки правоохранительных органов, однозначно имеет место их непосредственное соучастие в тщательной подготовке и совершении преступления, если таковым его считать.
Чрезмерно широко понимаемый оперативный эксперимент – это та же провокация взятки! И его результаты также должны признаваться как не имеющие юридической силы и правовых оснований для привлечения к уголовной ответственности должностного лица, угодившего в эту «ловушку».
Конечно, при рассмотрении этого вопроса здесь с необходимостью тесно переплетаются не только правовые, но и нравственные моменты.
Формула, согласно которой не может один соучастник преступления осуществлять правосудие в отношении другого, давно стала правовой аксиомой. Еще римские юристы говорили: “Aliquis non potest esse judex in propria kausa” («Никто не может быть судьей в собственном деле»). Но что получилось в приведенных случаях и продолжает иметь место? Оперативные сотрудники силовых структур своими действиями, выразившимся в проведении провокации взятки под видом оперативного эксперимента, фактически выступили и продолжают выступать вдохновителями (а точнее, организаторами и подстрекателями) и… соисполнителями преступления. Причем, в момент такого «вдохновения» и исполнения они одновременно являются и представителями государства, как бы действуя от его имени. Но тогда будет просто неэтичным и для органов предварительного следствия, и для суда соответственно возбуждать, расследовать уголовное дело и осуществлять по нему правосудие в отношении спровоцированных взяткополучателей именем «их подельника». Надо ли доказывать, что в таких случаях правосудие как цель недостижимо, что это не только подрывает авторитет самого государства, но и убивает веру человека в справедливость.
Нельзя согласиться с доводами о том, что в действиях оперативных работников отсутствует состав преступления, если имело место вымогательство взятки (См.: Рыжаков А.П. Комментарий к постановлениям Пленумов Верховного Суда РФ по уголовным делам./СПС ГАРАНТ-Максимум). В судебной практике встречаются случаи осуждения лиц за получение взяток, переданных «под контролем», даже при отсутствии признаков вымогательства.
На первый взгляд, это обстоятельство может показаться убедительным аргументом в пользу допустимости и нравственной выдержанности подобного оперативного эксперимента. Но представим себе два возможных варианта такого эксперимента. Первый – когда «под контролем» передаются в качестве взятки подлинные денежные купюры, пригодные для их обращения в гражданском обороте, а второй – когда вместо подлинных денежных купюр так называемому взяткополучателю вручается «под контролем» всем известная и понятная «кукла». Как свидетельствует сложившаяся практика, результатом оперативного эксперимента по первому варианту явится возбуждение уголовного дела и привлечение должностного лица к уголовной ответственности за получение взятки «под контролем». А вот результатом оперативного эксперимента по второму варианту могут явиться и являются… также возбуждение уголовного дела и привлечение должностного лица к уголовной ответственности за получение взятки «под контролем», хотя переданная «кукла» — это всего лишь предмет оперативного эксперимента, но никак не взятки.
Но и это не предел для размышлений. Представим себе и такой вариант контролируемой передачи взятки, когда, например, вместо «ожидаемых» 100 000 рублей в качестве взятки в крупном размере «под контролем» передаются деньги на сумму всего лишь 1 000 рублей. Нетрудно заметить, что это обстоятельство повлекло бы за собой квалификацию действий взяточника по закону, предусматривающему более мягкое наказание. Нет, взяткодатель будет привлечен к ответственности за получение именно 100 000 руб.
Относительно весьма распространенной позиции о допустимости оперативного эксперимента по передаче взятки «под контролем», если инициатива в получении взятки исходит от самого субъекта. В этом случае, полагаем, гораздо целесообразнее и нравственнее эту инициативу обезвредить на стадии обнаружения умысла, да не покажется это примитивным, скажем, воспитательными или иными средствами, нежели на стадии совершения преступления, которое становится оконченным только благодаря именно такому «оперативному эксперименту».
Другими словами, ситуация складывается таким образом, что во многом судьба привлекаемых к уголовной ответственности за получение «контролируемых» взяток зависит прежде всего от «личного усмотрения» оперативных работников.
В условиях проведения подобных оперативных экспериментов безупречность такого «личного усмотрения» полностью исключается!
Здесь мы с вами как бы сталкиваемся лицом к лицу с неизбежным парадоксом: только от «личного усмотрения» оперативных сотрудников зависит, быть преступлению или не быть. Вот уж точно права русская правовая классика, прочно стоявшая на позиции, согласно которой творящая правовые последствия сила содержится не в юридических фактах, а в определениях положительного права. Тут мы как бы невольно вышли на очередной вопрос, также имеющий мировозренческое значение.
Но и в нашем случае есть, над чем подумать. При этом мы не должны забывать, что на практике значительная часть оперативных работников идет на всевозможные ухищрения, не останавливаясь даже перед грубейшими нарушениями требований законности, чтобы такими провокационными действиями, совершаемыми под маской оперативного эксперимента, во чтобы то ни стало сломить пусть хрупкую, нестойкую, но еще находящуюся «в ладу» с законом идейно-волевую позицию провоцируемого. В этой связи представляется весьма уместным напомнить о принципиальной позиции деятелей литературы и искусства, с большой художественной силой показавших всю безнравственную сущность подобной провокации под видом оперативного эксперимента. (Нодар Думбадзе. Роман «Закон вечности»).Здесь, как говорится, комментарии излишни.
Несколько «успокаивает» позиция Постановления Пленума ВС РФ, который в п. 34 указывает: «От преступления, предусмотренного ст. 304 УК РФ, следует отграничивать действия сотрудников правоохранительных органов, спровоцировавших должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, на принятие взятки или предмета коммерческого подкупа. Указанные действия совершаются в нарушение требований ст. 5 Закона об ОРД и состоят в передаче взятки… с согласия или по предложению должностного лица…, когда такое согласие либо предложение было получено в результате склонения этих лиц к получению ценностей при обстоятельствах, свидетельствующих о том, что без вмешательства сотрудников правоохранительных органов умысел на их получение не возник бы и преступление не было бы совершено.
Принятие должностным лицом… при указанных обстоятельствах денег, ценных бумаг, иного имущества или имущественных прав, а равно услуг имущественного характера не может расцениваться как уголовно наказуемое деяние. В этом случае в содеянном отсутствует состав преступления (пункт 2 части 1 статьи 24 УПК РФ).»
Но такое, можно сказать, предостережение высшего судебного органа страны не останавливает сотрудников правоохранительных органов. Подобные богопротивные эксперименты занимают все более и более прочное место в их практике.
С.С. Алексеев высказал интересное и важное предложение включить в число неотъемлемых прав человека также «право на право», которое выражает важнейшие стороны назначения права в жизни людей, его качества как права человека – саму возможность утвердить свое высокое положение в обществе, отстоять каждым свое человеческое достоинство, иметь надежное убежище от произвола, самодурства чиновников … [8; 665-666]
Это позволяет однозначно заявить, что в нашем случае, если считать такой оперативный эксперимент в правовом и нравственном отношении допустимым, то все ответственные за его проведениелицаобязаны руководствоваться не только положениями Закона об ОРД, но и более широкими требованиями, нежели это указано, скажем, в ст. 181 УПК РФ уже для следственного эксперимента, устанавливающей его допустимость при условии, если не создается опасность для здоровья участвующих в нем лиц. То есть, действуя в духе Божественного Права и Его Категорического нравственного и правового императива, строго соблюдая закрепленные в Конституции РФ конституционные права и свободы граждан, все должностные лица компетентного органа при проведении оперативного (а равно и следственного) эксперимента обязаны обеспечивать не только условия личной безопасности каждого из участников эксперимента, но и условия, реально обеспечивающие этим участникам их неотъемлемое Божественное Право на правовую безопасность, полностью исключающей не только унижение достоинства и чести, но также и «вовлечение во всевозможные ловушки» с последующим наступлением для них тяжких негативных правовых последствий и, прежде всего, привлечение к уголовной ответственности за совершение именно спровоцированного взяточничества.
Право человека на правовую безопасность должно стать одной из главных составляющих нашей государственно-правовой идеологии !
«Частные цели» оперативных экспериментов под видом так называемых «контролируемых предложений (или передач) взяток должностным лицам» с последующим привлечением их к уголовной ответственности по факту спровоцированного взяточничества лишь иллюзорно подчинены общей цели предотвращения реальной, серьезной опасности интересам общества и государства. Известный тезис Н.С. Таганцева о том, что якобы формальное нарушение закона является здесь «элементом борьбы за право», не выдерживает критики. История давно и убедительно показывает, что те или иные нарушения закона, пусть даже «формальные», ничего, кроме вреда не приносят, потому как они глубоко противны Идее Божественного Права и его Категорическому нравственному и правовому императиву!
Читателю может показаться, что нами дается необоснованно широкое понимание провокации взятки, которое не оставляет места для оперативного эксперимента, хотя мы вроде бы и признаем такое оперативно-розыскное мероприятие, и, таким образом, как бы смешиваем правомерный оперативный эксперимент с провокацией взятки.
Безусловно, правомерный оперативный эксперимент и провокацию взятки (коммерческого подкупа) смешивать недопустимо, так как это по существу не одно и то же. Но признавая необходимость такого правомерного ОРМ как оперативный эксперимент, мы выступаем всего лишь против его необоснованного чрезмерно широкого истолкования и применения на практике, когда фактически стирается грань между ним и провокацией взятки. Отсутствие четкой нормативной регламентации относительно общих и специальных условий оперативного эксперимента и обоснованных правовых ограничений для «личного усмотрения» ответственных за его проведение оперативных работников, привлечение к уголовной ответственности лиц именно за получение взятки «под контролем», а равно причинение этим лицам иного тяжкого вреда, на практике всегда с необходимостью превращают такой оперативный эксперимент в провокацию взятки, причем, даже тогда, когда инициатива в получении взятки исходит от должностного лица.
Так, например, в юридической литературе допустимость проведения подобных оперативных экспериментов обосновывается потребностью поставить под контроль, под непосредственное наблюдение правоохранительных органов уже начавшиеся процессысвязанные с посягательством на объект уголовно-правовой охраны, и в конечном итоге, прервать их развитие.
Однако, полагаем, это мнение страдает отсутствием конкретизации. Во-первых, чрезмерно широкое толкование «уже начавшихся процессов», равно как и других «каучуковых» понятий, способно не только завести в теоретический тупик, но и на практике привести к злоупотреблениям и произволу. Не будем забывать, что закон предусматривает уголовную ответственность не за «преступный процесс», а за совершенное конкретное общественно опасное деяние. Не будем также забывать прописную истину, что само по себе обнаружение умысла на получение взятки основанием для привлечения к уголовной ответственности не является. Во-вторых, необходимо уточнить, что именно следует понимать под «начавшимися процессами». Нам представляется, что под ними необходимо понимать прежде всего так называемую начальную стадию — стадию формирования и обнаружения умысла, скажем, предложения дать взятку независимо от того, от кого эта инициатива исходит. В-третьих, также необходимо определить, как быть, если оперативная информация о «предложении» дать взятку оказалась ложной, а ОЭ «увенчался» успехом, как, например, в случае, описанном Нодаром Думбадзе в его романе «Закон вечности»? Тогда кто должен нести ответственность за «слом» не стойкой идейно-волевой позиции законопослушного лица? И нравственно ли после этого привлекать такое лицо к уголовной ответственности? Если встать на высказанную точку зрения (Яни П.С. Споры о квалификации взяточничества: позиция Пленума ВС РФ //Законодательство. 2001. № 6), то привлечению к уголовной ответственности подлежат и провокатор и спровоцированный субъект (по мнению Яни П.С. в действиях спровоцированного содержится состав покушения на получение взятки или покушения на коммерческий подкуп). И это в то время, когда максимой поведения оперативных работников должно быть прежде всего предотвращение неправомерного поведения, которое с необходимостью включает в себя (и это мы просто не вправе не признать) и обязанность по спасению этого лица от трагичной ошибки и грозящей ему за эту ошибку беды. Практика же проведения ОЭ свидетельствует о том, что оперативные сотрудники, как правило, могли и должны были применять превентивные меры и предупредить неправомерное поведение тех или иных должностных лиц еще «на стадии обнаружения умысла» на получение взятки, т.е. оказать им содействие законным способом избежать привлечения к уголовной ответственности путем… добровольного отказа от совершения преступления, но, тем не менее, не только не реализовывают и исполняют соответственно возможность и свою обязанность спасти то или иное лицо от социально-нравственного падения, а, наоборот, делают все возможное, чтобы такое социально-нравственное падение человека состоялось, а результатом ОЭ стало «раскрытие» именно оконченного состава взяточничества.
Разумеется, в рамках одной статьи невозможно полно осветить помимо затронутых и иные возникающие вопросы. Но приведенные доводы, доктринальные суждения юридической литературы. Категорический нравственный и правовой императив Божественного Права показывают нам, что покуда законы нашего человеческого бытия, негативная практика их применения находятся в вопиющем противоречии с требованиями Категорического императива Божественного права, покуда оперативные работники правоохранительных органов проводят такие ОРМ в грубое нарушение права человека на правовую безопасность, встречи Божественного Права и законов нашего бытия в Положительном Праве не произойдет, не произойдет потому, как деятельность оперативных работников в указанных случаях реально «работает» на разобщение людей и удаление нас от Бога.
Как хотите, но все действия, не ведущие к Богу, какими бы благими намерениями они не мотивировались, не прикрывались, являются отвлеченными, превращающимися в свою противоположность, ведущими к сатане.
И все наши доводы являются единственно убедительными, нежели непонятно откуда взявшиеся, якобы априорные, домыслы из так называемого «естественного» права.
Таким образом, Идея Божественного Права, Его Категорического нравственного и правового императива («Всеобщего нравственного и правового закона»), Идея Положительного Права, нравственные начала, неотъемлемые Божественные права человека, включая «право на право» и право на правовую безопасность, принципы правозаконности, полностью исключают применение таких правовых средств, которые нарушают права человека, наносят существенный вред законным правам и интересам граждан.
Это, в частности, означает и недопустимость применения таких правовых средств, как оперативно-розыскные мероприятия (оперативные эксперименты), прямо или косвенно провоцирующие получение взяток, с последующим наступлением для спровоцированного тяжких последствий в виде привлечения к уголовной ответственности за получение взятки «под контролем».
Другими словами, оперативный эксперимент по уголовному делу о взяточничестве – безусловное основание для оправдания привлеченного к уголовной ответственности лица по факту получения взятки «под контролем» оперативных сотрудников.
Не оспаривая необходимость такого оперативно-розыскного мероприятия как оперативный эксперимент, следует признать необходимым внести изменения в неудачную редакцию ст. 304 УК РФ (провокация взятки либо коммерческого подкупа), в Закон об ОРД относительно оперативного эксперимента в части общих и специальных условий его допустимости и процедуры проведения, а также внести в Постановление Пленума ВС РФ правоположение, исключающее привлечение должностных лиц к уголовной ответственности непосредственно за получение «под контролем» взятки (имущественного вознаграждения при коммерческом подкупе).
Результаты проведения таких оперативных экспериментов законодатель может разрешить использовать, как:
— доказательственную базу при раскрытии других фактов взяточничества;
— для привлечения должностного лица к дисциплинарной ответственности.
Почти сто лет назад часто цитируемый Зильберштейн Николай Львович писал: «Чем слабее уголовно-розыскной аппарат, тем чаще его агенты прибегают к провокационным методам.» (Зильберштейн Н. Л. Ответственность за дачу взятки при провокации // Вестник советской юстиции. 1925. № 1 С. 18-19). В то давнее и очень нелёгкое для нашей страны время такое признание можно было приравнять к подвигу! И что интересно, то, по поводу чего мы сейчас спорим, раньше все-таки называлось своим именем, т.е. «провокацией».
До встречи с Божественным Правом ещё далеко!
