КОНСЕРВАТИЗМ ПРОТИВ МИРОВОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ

Революционеры всех мастей, прочитав заголовок, отреагируют предсказуемо: «Ну конечно! Консерваторы противники революции, так как революция несет прогресс, а консерваторы – противники прогресса, держатся за старое». Увы, такой миф о консерватизме имеет хождение. Поэтому, прежде чем говорить об отношениях революционеров и Консерватизма, требуется разобраться с отношением Консерватизма и прогресса.

Сразу нужно сказать, что консерваторы за прогресс. Ибо стратифицируя явления и предметы, консерватор выявляет не только то, что старое и работает, но и то, что устарело и не работает. А раз так, то консерватор автоматически ставит вопрос о замене старого неработающего на работающее новое, ибо заинтересован в работе системы в целом.

В принципе, так ведет себя любой считающий деньги и ресурсы хозяин. Он не торопится менять узел в машине, который может еще поработать. Он не торопится менять обычные окна на «евро», если обычные хорошо держат тепло в доме. Но если треснула тормозная колодка или старая машина уже не соответствует изменившемуся социальному статусу, он спокойно идет на замену, рассчитав перед этим свои ресурсы.

Наша оборонная и космическая промышленность, где СССР-Россия традиционно удерживают лидирующие позиции, отличаются консерватизмом. Начиная с Великой Отечественной войны, наши средние, тяжелые и основные танки ходят, в общем, с одним и тем же двигателем В-2. Конечно, он форсируется, модернизируется, но основа остается прежней, той, что разработана еще в 1930-е. Если убрать нюансы, то наши (да и не только наши) солдаты до сих пор вооружаются неприхотливым и надежным АК. Полевые кухни не претерпели принципиальных изменений, наверное, еще с царских времен. Но никому в голову не приходит называть наши вооруженные силы отсталыми только по тому, что основы конструкции их техники и вооружения заложены много десятилетий назад. То же самое мы наблюдаем в космической отрасли. Как ни крути, но прогрессоры американцы до совсем недавнего времени летали на МКС на разработанных еще в 1960-е «Союзах», а не на «Шаттлах». Так где прогресс?

Революционер возводит в культ сам переворот (революцию). Результат он, как правило, представляет крайне смутно. Важен сам процесс. Ему достаточно веры, что перемены ведут только к «лучшему». Хорошо, если это абстрактный, но приятный на эмоциональном уровне лозунг типа «Счастья», «Социализма», «Коммунизма», но может быть и просто «Будет лучше!», но произнесенное бодрым голосом. Тем не менее, революционер изо всех сил убеждает себя и окружающих, что сейчас плохо и всё надо менять.

Хрестоматийный пример: Революционер В.И. Ленин, занимался революцией еще с 1890-х. Но первые наброски на тему что делать после революции он сделал в августе-сентябре 1917-го, когда уже отгремела революция 1905-07 годов, остался позади февраль 1917-го, попытки переворотов лета 1917-го. В печать эти наброски, уже как работа «Государство и революция» попали только в мае 1918-го – через полгода (полгода!) после того, как большевики взяли власть и проблема «Что делать?» встала во весь рост объятой хаосом страны.

Вопросы в духе «Лучше» — это как?», «Социализм» — это что?» вгоняют революционера в ступор и, как правило, провоцируют агрессию с апелляцией на уровне не логики, но Веры: «Ну как ты не понимаешь, что будет лучше?!» «Как! Ты не веришь в «социализм»?!» А дальше следуют обвинения в ретроградстве и пр.

Хотя консерватор не имеет ничего против «лучше» или «социализма». Просто хочет знать, что это такое? Если это вещь дельная, то может быть это может быть достигнуто путем модернизации, без разрушения всего и вся? А если не дельная, то не стоит и браться. Он исходит из понимания, что революция – это всегда потери. На производстве – это затраты на утилизацию старого оборудования и покупку нового. На уровне государства – это война, смута, потери человеческие, финансовые, территориальные[1] и пр. История любой революции, хоть Великой Французской, хоть Великой Октябрьской – прямой тому пример.

Но революционеру такой подход не выгоден. Если не будет революции, то обессмысливается сам революционер. Он оказывается не у дел.

Еще один хрестоматийный пример: профессионал-переворотчик Эрнесто Че Гевара. Когда на Кубе произошла революция и страна занялась мирным строительством (за счет СССР), он просто не нашел себя и уехал устраивать революции в других странах. Ему был нужен процесс, а не результат.

Революционеру не интересно нудное и долгое консервативное движение от ступени к ступени с освоением предметных знаний и навыков. Ему интересен карьерный рывок – «раз – и в дамки». И именно революция, когда смешивается Верх и Низ, дает такую возможность. Консерватизм не против быстрого карьерного роста, но при условии, что на занимаемой позиции оказывается профессионал. Однако это, как правило, дилетант. В 1917-м году в управлении Россией оказались публицист Ульянов и журналист Троцкий. В результате страну шатало от «Военного коммунизма» к НЭПу, а если говорить шире, то шатало до конца 1920-х, когда сформировались свои профессионалы управленцы и были оформлены тактика и стратегия развития страны.

Именно поэтому революционер всегда будет противником консерваторов, а консерваторы – неоправданных потерь, которые несут с собой революционеры.

В заключение хотелось бы затронуть вопрос «революций» в науке, на которые сторонники революций политических любят ссылаться. В науке исследователь всегда знает, что и зачем он делает, откуда и к чему он стремится. Так называемому «перевороту в науке» всегда предшествует колоссальная исследовательская работа. Совершивший «переворот» в науке всегда базируется на опыте предшественников.

Легенда, что Д.И. Менделеев якобы увидел свою таблицу во сне, во-первых, только легенда. Во-вторых, на момент открытия Периодического Закона, он полтора десятка лет занимался естественными науками. В третьих, попытки систематизации химических элементов, предпринимались с начала XIX века, о чем Д.И. Менделеев не мог не знать.

Гелиоцентрическая система, открытие которой приписывается Копернику, и которую часто приводят как пример «научной революции», на самом деле была известна за тысячелетия до публикации[2] труда «О вращениях небесных сфер», но от широкого использования удерживалась, явно, по идеологическим, а не научным причинам. И удивительным образом публикация труда совпадает с Эпохой великих географических открытий, когда мореплавателям потребовался инструмент астрономических вычислений более простой и надежный, чем тот, что базировался на геоцентрической модели. И судя по скорости, с которой Испания и Португалия (по еще одному совпадению стран, подконтрольных Римской Церкви, к которой принадлежал Коперник) освоили морские просторы планеты, мореплаватели этот инструмент получили. Коперник только взял на себя труд разработать и опубликовать методику астрономических расчетов на основе уже существовавшей, но отличной от общепринятой, модели. По историческим меркам сразу после публикации Коперника (еще одно совпадение), был введен Григорианский календарь, который снял противоречия в календарных и астрономических расчетах дат.

Так что, вместо «революции» просматривается нормальная консервативная выбраковка устаревшего и замена на соответствующее времени и востребуемое новыми обстоятельствами. Без какого-либо революционного сокрушения всего и вся. Рискну предположить, что понятия «революция в науке», «научно-техническая революция» были искусственно привнесены из идеологических соображений с целью легитимации революции на эмоциональном уровне.


[1] О территориальных потерях России в виде сначала Польши и Финляндии, а спустя семь десятилетий Украины, Белоруссии и Закавказья, но тоже вследствие событий 1917-го года широко известно. А вот о потерях Франции колоний, например, Луизианы, по территории сопоставимой с метрополией, рекомендую почитать.

[2] Подлинно гелиоцентрическая система была предложена в начале III века до н. э. Аристархом Самосским.