«БЕСПЛАТНОЕ» ЖИЛЬЕ: Криминал в ответ на криминал.

После того, как мы разобрались с иллюзией коммунизма (точнее «бесплатности»), нужно разобраться с криминальной составляющей т.н. «бесплатного» жилья в СССР. Начнем с криминала неявного, который трудно определить в соответствии с Уголовным Кодексом. И криминал этот начинался с государства. То, что делало Государство, было откровенным криминалом, хоть и не прописанным в УК. (Почему не прописанным – поразмышляем ниже.) Давайте посмотрим.

Государство изымало у своих граждан средства на строительство жилья. Понятно. Строило на эти средства жилье, вселяло работников – тех самых, у кого изъяло средства. Тоже понятно. Но в собственность гражданину жилье не передавало. Не понятно.

Чтобы внести ясность, представим эту последовательность действий в современных реалиях. Вы вносите свои денежные средства в некую строительную компанию Х. Компания Х на ваши денежные средства строит дом, пускает вас в квартиру, но «зеленку», — свидетельство о праве собственности, — оформляет на себя. То есть присваивает построенную на ваши деньги недвижимость. Это что? Ст. 161 Уголовного Кодекса Российской Федерации квалифицирует такое деяние как грабеж — открытое хищение чужого имущества – грабеж. Или ст. 159 – как мошенничество, то есть хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием. Можно спорить о терминах, но криминал налицо.

Заменим название строительной компании с Х на Советское Государство. Как тогда квалифицировать действия строительной компании под названием Советское Государство по отношению к своим гражданам? Если это не тайное или явное присвоение имущества, то что?

Однако формально говорить о криминале в данном случае крайне затруднительно. Поскольку, в отличие от преступлений гражданина против Государства, преступления Государства в отношении гражданина Уголовными Кодексами РСФСР и других союзных республик[1] не рассматривались. (Зачем Государству самоё себя «под статью подводить»?)

Здесь приходит в голову еще один интересный правовой нюанс. Когда в нашу страну пошли иностранные полицейские кинодетективы, у советских зрителей вызывали недоумение кадры, когда полицейские ведут переговоры с преступником, который укрылся в собственном доме. Ну что тут разговаривать?! Вламываться и дело с концом! По крайней мере, советские милиционеры так и поступали. Но полицейские не вламываются, ибо частная собственность — “private property”. В наши мозги, привыкшие к советским реалиям, это не укладывалось.

Совсем другое дело советский милиционер. Советский милиционер входил в квартиру советского гражданина, когда хотел и как хотел. В отличие от полицейского из импортного кино, преступления он не совершал. Поскольку, как официальный представитель Государства, милиционер входил в государственную собственность, а гражданин, если не открывал дверь, то препятствовал официальному представителю Государства в реализации его законного права. То есть совершал преступление. Так что милиционеры, вламываясь в жилища советских граждан, преступления против собственности не совершали. Здесь советское Государство от криминала ушло.

На криминал Государства гражданин отвечал своим криминалом. В соответствии с действующими нормативно-правовыми документами жилье находилось в собственности государства. Но гражданин считал это жилье своим. Пусть в мыслях, но присваивал чужую собственность. И выражал это в действиях, направленных на попытку этим самым жильем распорядиться. Например, передать по наследству.

Вообще, жилье предоставлялось конкретному человеку. Человек работал на государство, а государство предоставляло ему жилье, разрешало использовать это жилье на пенсии. При чем тут его дети и внуки? Они, должны сами начать работать на Государство, чтобы Государство им, как своим работникам, предоставило жильё, в соответствии с нормативами, занимаемой должностью и т.д. Изначально логика закладывалась такая. Но сам гражданин, его дети и внуки с такой постановкой вопроса не соглашались. Они считали жилье своим и категорически не соглашались, чтобы «их» жилье досталось кому-то другому.

И вот тут начинались если не криминальные, то «серые» схемы. В квартиру престарелых родителей прописывались дети или внуки. Если у детей имелась жилая площадь, это делалось через обмен (конкретно – схема «съезд», когда два или более жилых помещения обменивались на одно большее), где с виду ничего криминального не было. Здесь работало правило, что в случае смерти, жильё оставалось за теми, кто там прописан. Обычно такая схема срабатывала, хотя, теоретически, могли и «уплотнить» — то есть подселить кого-то, если на одного прописанного приходилось существенно больше квадратных метров, чем предусматривалось нормативами.

Моральную проблему такого действия писатель Юрий Трифонов описал в своей повести «Обмен» еще в 1969-м году. Учитывая уровень Юрия Трифонова, становится понятно, что еще в 1969-м году Государство понимало, что в жилищной сфере «что-то не так», но что с этим делать не знало или знало, но на радикальные меры не решалось.

Давайте посмотрим на ситуацию подробнее. Один человек переезжает в жилье другого, а другой в его жилье. Собственником было и остается государство. С виду ничего криминального. Но, есть, как говорится, нюансы. Одинаковых квартир нет. Есть большей и меньшей площади. Есть на крайних этажах, а есть на не крайних. Есть с окнами на юг, а есть с окнами на север. Есть в центре, а есть на окраине. Есть «сталинки», «хрущевки», «брежневки» и т.д. Равнозначного обмена не может быть по определению. Как быть?

Мои родители достаточно активно занимались обменом жилья, и я невольно был в курсе многих процессов. Однажды в одном из объявлений я прочитал интересную формулировку «по договоренности». Я спросил у отца, что это означает? Он коротко расшифровал: «С доплатой». Тогда я воспринял это как данность, но сейчас понимаю, что это криминал. Человек, по сути, продает государственную собственность. Он переезжает из одной государственной квартиры в другую плюс получает деньги, которые присваивает. На каком основании? Он ведь не свою квартиру продает, получая часть оплаты квартирой меньшей ценности, а часть — «живыми» деньгами, а государственную. Тем не менее, такие схемы были распространены и, судя по тому, что подобные объявления публиковались свободно, Государство на такое смотрело «сквозь пальцы».

Занималось ли Государство вообще обменом жилья? – Занималось. Существовали целые конторы по обмену (в разных городах они назывались по-разному). В Челябинске такая организация располагалась на Свободы 147А. Но официально они занимались только регистрацией обменов. Собственно организация обмена, оставалась прерогативой собственно граждан. А были еще и «квартирные маклеры» — профессионалы, которые за определенное, — естественно, неофициальное, — вознаграждение организовывали обмены. Это они выстраивали цепочки, когда одновременно обменивались 7, 8 и более квартир. Знали, как обменять жилье «ведомственное» на «исполкомовское». Как включить в обменную схему кооперативную квартиру или частный дом. Меняли столицы на провинцию, республику на республику. Ведь просто обменять жилье, например, из Минска на Киев, было крайне трудно. Нужно было найти желающих переехать из Киева в Минск, да еще и чтобы жильё в Минске их устроило. Вот тут требовалась исключительная квалификация: знание рынка (да именно рынка, как бы ни прикрывались в советские времена словом «обмен»), знание особенностей жилья, знакомства в госструктурах, умение согласовать размер «договоренностей». Государство этим заниматься официально не могло. Поскольку это означало формальное признание существование рынка жилья. Тогда как официально оно жильё только предоставляло, а обмен – это личная инициатива граждан. Вы представляете официальный обмен «по договоренности» одной принадлежащей Государству квартиры на другую, также принадлежащую Государству?

Естественно, государство знало о таких профессионалах. Причем не просто знало, а прямо, хоть и без включения государственный реестр специальностей, признавало их существование. Практически документальным подтверждением такого признания, является появление квартирных маклеров в фильмах «По семейным обстоятельствам» и «Опасный возраст». Отдавая должное художественным достоинствам этих картин, констатируем факт: в них квартирные маклеры выведены нейтральными персонажами, которые спокойно называют цену за свои услуги[2]. В снятом по заказу и на деньги Государства фильме квартирный маклер выведен не преступником, а обыденным явлением, частью «социалистической реальности». Резонно предположить, что советские спецслужбы такое не могли оставить без внимания. Наверняка, смотрели на них как на «цеховиков», которые заполняли рынок там, куда не дотягивалось государство. И маклеры также выполняли функцию регулирования рынка жилья, чем Государство заниматься не могло.

Таким образом, мы констатируем наличие в СССР неофициального, — читай криминального, — рынка жилья.

---

[1] Напомним: Единого всесоюзного УК в СССР не существовало. Каждая союзная республика имела свой УК.

[2] В фильме «Опасный возраст», вышедшем на экраны в 1981-м – 1000 рублей. Напомним, что хлеб тогда стоил 20-30 копеек.